Новогоднее желание: что попросить у Деда Мороза?
Они бежали лыжный кросс практически вдвоём: длинноногая Светка Седокова и невысокая, но довольно складная Машка, которую физкультурник Иван Павлович иногда в шутку называл «Маша — надежда наша».
По правде говоря, надежды Маша подавала только зимой, когда вся школа вставала во время уроков физкультуры на лыжи. В метании мяча, в подтягиваниях, даже во всеми любимом баскетболе Маше удавалось закрепиться где-то чуть выше середины, то есть на «четвёрочку».
Правда, было ещё одно упражнение, в котором приземистая Маша легко превосходила даже мальчиков — прыжок через «козла». Эти прыжки приводили в удивление весь восьмой класс. Сам учитель физкультуры зорко следил за тем моментом, когда Машка выполняла этот несложный норматив. Вот она подбегает к трамплину, отталкивается от него и…
Иван Павлович успевал заметить только обутые в белые с синим кроссовки ноги, которые в нужный момент образовывали аккуратный угол в сто восемьдесят градусов, создавая впечатление распахивающейся во всю ширь двери. Дальше физкультурнику доводилось увидеть, а вернее — услышать, только лёгкое соприкосновение ног со спортивным матом, доносившееся уже с другой стороны гимнастического снаряда, стоявшего на четырёх опорах.
И всё! Прыжок каждый раз выполнялся точно и красиво. Иван Павлович даже сказал бы «изящно». Однако добиться этого изящества не могли ни парни, которые после прыжка с шумом приземлялись на толстый мат всей своей массой, ни высоченная и длинноногая Седокова.
Последняя с «козлом» очень даже дружила, но так красиво эстетично прыгнуть, да чтобы потом ещё и руки плавно сами собой поднялись вверх, словно лебединые крылья — этого ей не удавалось даже после дополнительной часовой тренировки в спортзале. Более того, иногда Светка вместо того, чтобы с легкостью перемахнуть через «козла», оттолкнувшись от трамплина, садилась на него верхом. Это неизменно вызывало шквал эмоций и хохота, поэтому, чтобы пореже попадать впросак, рослая девица старалась заниматься в спортзале дополнительно, оставаясь иногда после уроков на дополнительный час. Тренироваться больше Иван Павлович не то чтобы не рекомендовал — он просто не разрешал этого делать, боясь за неокрепшие подростковые организмы.
Некоторым ученикам только стоило дать волю — и они бы «зависали» в спортзале часами. Но Иван Павлович прекрасно знал, что это может кончиться растянутыми связками и перетруженными мышцами. Поэтому для дополнительных занятий спортзал открывался строго в 16.00 — и только на один час. Кроме того, школа была не спортивная, а самая обыкновенная, общеобразовательная, поэтому Иван Павлович не считал нужным требовать от своих подопечных заоблачно высоких результатов. Для этого, как он небезосновательно полагал, были школы Олимпийского резерва.
Машка появилась на дополнительных занятиях всего один раз. Проболтав минут десять в раздевалке с подружками, она тем самым сократила себе продолжительность не включенной в расписание уроков тренировки. Разминалась в зале она недолго. Разминка состояла из приседаний и растягивания икроножных мышц, да попыток подтянуться на шведской стенке.
Подтягивания эти, как и предполагала сама Машка, не только не дали хоть каких-нибудь результатов, но и не принесли никакого удовольствия. Поэтому, посидев недолго на длинной синей скамейке, она подтащила к «козлу», который одиноко стоял недалеко от брусьев, чёрный громоздкий трамплин и сделала несколько прыжков, неоспоримая элегантность которых заставила на какое-то время замолчать находившихся в зале одноклассников. Затем, оттащив трамплин на прежнее место, Машка, до которой доносились восхищенные возгласы мальчишек и девчонок, произносимые шепотком, покинула зал.
Больше на дополнительных занятиях по физкультуре её никто не видел. Да и что было без толку ходить и выполнять то, что и без дополнительных усилий давалось, словно само собой? А то, что не давалось, исправлять Машка не собиралась. Уж такой у неё был характер: она считала, что данное от природы — это было как бы её личной собственностью. А уж то, что не дано — значит, ей это просто не надо. Так чего же терять время да измываться над телом? Не дано — и не дано. И баста!
* * *
— Лыжню! — то и дело доносились выкрики с лыжной трассы, где была дистанция, которую проходили мальчики. Машка лыжню не просила, потому что Седокова была достаточно далеко от неё. Остальные одноклассницы безнадежно отстали от двух первенствующих лыжниц.
Хотя Светкина синяя куртка маячила впереди где-то метрах в пятнадцати, Машка сдаваться не собиралась. Расстояние между ними то сокращалось, то вновь увеличивалось. Со стороны эти гонки были похожи на детскую игру под названием «Поймаешь — не поймаешь».
— Ну куда же ты, милая? — со злостью спрашивала Машка длинноногую бегунью Светку, обращаясь на весьма почтительном расстоянии к Седоковой, зная, что та её ни за что не услышит.
После таких самоличных «подстёгиваний» Машке и вправду удавалось ненадолго приблизиться к сопернице, но проходила одна-две минуты — и расстояние возвращалось на прежний уровень. Светка бежала легко, она ни разу не оглянулась на Машку. Ах, как Машка хотела вот так же спокойно и уверенно пройти всю дистанцию, ни разу не оглянувшись назад! Не оглянувшись, зная, что равных соперниц ей просто нет!
Самой Машке гонка давалась тяжеловато. Постоянно сбивалось дыхание, ноги иногда проезжали не то расстояние, на которое рассчитывала юная лыжница, а всё потому, что она довольно часто неправильно отталкивалась палками. Но Машка была упрямой, и, по всей видимости, именно это упрямство и выручало её на лыжной трассе.
Это были не прыжки через «козла» в спортивном зале, где всё получалось само собой. Здесь, если бы Машка даже очень захотела, «само собой» у неё ничего не получилось. Поэтому злость, которая нет-нет, да и слетала с губ, словно подталкивала её, поэтому Машка периодически обгоняла словно саму себя.
Она поставила себе цель: прийти к финишу второй, раз уж первое место было словно предопределено для Седоковой. Второй, и только второй! Это стало её стимулом на всё время, пока продолжались соревнования. И она пришла, оторвавшись от Светки на десять с небольшим метров и показав разрыв во времени в три целых, семь десятых секунды.
Кому досталось третье место, Машка в тот день даже не поинтересовалась, а узнала об этом только из школьной радиопередачи на следующее утро. Впрочем, борьбы за третье место, как таковой, не было, потому что остальные девчонки, буквально с первых минут потерявшие надежду догнать Светку с Машкой, довольно долго безвольно ехали чуть ли ни целой толпой. И только потом немного вырвавшаяся вперёд остальных Ольга Гуреенко стала обладательницей диплома III степени.
На улице было темно и холодно. Мало того, там ещё взялась хозяйничать вьюга, завывая и разметая по сторонам снег, так аккуратно убранный дворниками днём в небольшие искрящиеся на солнце кучки.
Днём, увидев эти кучки из окна, Машка запланировала на следующий день пойти и поваляться в снегу, прихватив для компании Андрейку со второго этажа. Андрейка приехал на каникулы к своей бабушке, которая позволяла внуку гулять целыми днями. И хотя родители добросовестно снабдили не особо усидчивого в учёбе Андрея учебниками, «Родная речь» и «Математика» так и остались лежать в коридоре, в старом ранце.
Прибегающий с улицы домой только пообедать, Андрей про них даже ни разу не вспомнил, а бабушка, у которой были свои взгляды на проведение зимних каникул, скорее всего, делала вид, что не помнила. Но теперь, после того как вьюга навела в их небольшом дворе свои порядки, Андрею, по всей вероятности, так и пришлось бы засесть за решение примеров по математике, потому что пойти и поваляться в снегу после такой пурги представлялось маловероятным.
Приближался Новый год. В отличие от улицы, у Машки дома было тепло, но как-то неуютно. Когда ещё была жива бабушка, она часто пеняла Машкиным родителям: мол, завели ребёнка, как какую-то вещь; дескать, ни занятий, ни общения дитя не видит.
Впрочем, Машка давно уже привыкла к такому положению вещей. Картина повторялась каждый год с неизменной точностью. Мать с отцом уходили встречать Новый год к каким-то дальним родственникам, которых Машка даже не знала. Дочку с собой они не брали. Не взяли и в этот раз, оставив её дома с наполовину глухим дедом, строго наказав ему, «не баловать ребёнка и уложить его в десять часов, как положено».
Обычным временем, в которое «как положено» Машку укладывали в постель, было девять часов. Но ради Нового года родители «проявили милость», одарив единственную дочь дополнительным часом, в который можно было бодрствовать.
Сказать, что Машку воспитывали в спартанских условиях было нельзя, но бабушка в своё время была права, сравнивая появление в доме новорождённой Машки с диваном или шкафом: Машку завели, считала она, потому что «так было надо», потому что «так было у всех». Правда, к бабушкиному ворчанию родители особо не прислушивались, неизменно поступая так, как считали нужным только они.
Пробило девять часов. Это значило, что Машкина свобода должна была закончиться ровно через час. Дед очень любил Машку. Он даже детские книжки ей читал на ночь, несмотря на то, что в последнее время плохо слышал даже свой собственный голос. Но он был настолько пунктуален в своих действиях, что Машка даже не сомневалась: раз родители велели ему уложить её в десять часов, это повеление будет исполнено с точностью до секунды.
Правда, была в доме одна вещь, которую родители оставили Машке, чтобы она не скучала и не чувствовала себя совсем покинутой. Это была высокая пушистая ёлка. Елка эта была самой настоящей, от неё чудесно пахло хвоей, и под ней стоял самый настоящий Дед Мороз в толстой блестящей шубе и такой же шапке.
Наряжали родители ёлку обычно сами, потому что боялись, что непоседа-Машка разобьёт какую-нибудь игрушку. Поэтому когда Машка слушала рассказы друзей о том, как они вместе с родителями, а ещё с кучей других родственников вместе наряжали новогоднюю красавицу, она втихаря им завидовала. Ей дозволялось только любоваться на уже повешенные на ёлку шары, снеговичков, мальчиков-барабанщиков и мишуру.
Дед в украшении ёлки обычно участия не принимал, поэтому Машка, выходя из его комнаты уже после того, как ёлка была наряжена, только восхищённо ахала. Сердце её начинало биться учащённо, и она даже забывала обидеться на родителей, которые в очередной раз сотворили в своей комнате такую красоту, но без неё!
Сейчас, когда дома никого не было, если не считать деда и пёстрой кошки Мурки, Машка, недолго думая, забралась под ёлку, на которой горели, светились и переливались аж две гирлянды: старая — оставшаяся ещё чуть ли ни с дедовой молодости, и новая — которую купили в универмаге за месяц до Нового года.
Надо сказать, что старая гирлянда нравилась Машке намного больше. Она была какой-то «настоящей», потому что лампочки на ней были похожи на старинные свечки, и ещё они были стеклянными. Новая гирлянда — вся пластмассовая, отдалённо напоминала сосновые шишки. Но где это было видано, чтобы шишки на сосне были красного, жёлтого, а то и синего цветов?
Для своего возраста, а ей недавно исполнилось девять лет, Машка обладала довольно неплохой фантазией, но даже в её голове не укладывалось, как шишки на сосне могут быть такими разношёрстными. Да и шишки ли это вообще? Так, какие-то неинтересные пластмассовые выпуклые фигурки…
Продолжая сидеть под двухгирляндной ёлкой, Машка сначала разглядывала новогодние игрушки, которые появлялись на свет из коробки только раз в году, а потом решила загадать желание.
Поначалу она решила, что загадает кучу отличных оценок. Но эта мысль тут же показалась немного смешной, потому что она и так неплохо училась, и количество «пятёрок» иногда даже превосходило число «четвёрок» как в дневнике, так и в тетрадках.
Потом ей страшно захотелось иметь шоколадный торт, которым однажды угостили её родители Андрея, когда привезли его к бабушке. Этот волшебный, бесподобный вкус, казалось, всё ещё стоял во рту у Машки. И вдобавок, там было так много шоколада… Машка даже зажмурилась и облизала губы, словно на них можно было ещё почувствовать сладкий вкус шоколадного крема.
Представив себе торт, который стоит на столе и манит её шоколадными цветами и неимоверно вкусными орешками, Машка улыбнулась сама себе. Но торт, каким бы хорошим и вкусным он ни был, недолго владел ее воображением. И она задумалась вновь.
По правде говоря, была одна вещь, обладать которой Машка хотела уже очень давно. И была это не говорящая кукла, не яркие рыбки в аквариуме, не торт, про который Машка вспомнила вот только что — это были лыжи! В то время как её одноклассники давным-давно катались на самых заправских тонких и длинных лыжах, помахивая при езде палками, Машкины лыжи остались в прошлом. Ох, сколько же времени пролетело с тех пор, когда Машка была ещё совсем маленькой девочкой! Ведь именно тогда и смастерил ей дед лыжи, как он сам говорил, «ладные и лёгкие».
Насчёт лёгкости — тут дед оказался прав: Машка даже их не чувствовала, когда при помощи широкой резинки приспосабливала сначала к валенкам, а потом и к сапожкам на молнии. А вот что дед имел в виду, говоря, что они «ладные», Машка долго не могла взять в толк.
Красотой эти лыжи не блистали. Правда, уродливыми их тоже было никак нельзя назвать, но были они непомерно широкими, так что, когда Машка первый раз принесла их в школу на урок физкультуры, над ней дружно смеялся весь класс, потому что таких лыж никто из её одноклассников не видел. Если бы не учительница, которая вовремя пришла ей на помощь, объяснив ребятишкам, что эти лыжи сделаны специально, чтобы ходить по лесу. А так неизвестно, сколько бы Машка ещё оставалась объектом насмешек мальчишек и девчонок. Ну, а палок к тем лыжам и подавно не полагалось!
В общем, старые широченные лыжи Машка в школу больше носить не решилась. Правда, если кто-то из одноклассников давал ей прокатиться на своих «настоящих» лыжах, памятуя о том, что Машка летом с лёгкостью одалживала половине двора свой двухколёсный велик, ей казалось, что она находилась на седьмом небе от счастья.
Она довольно быстро научилась бегать на лыжах вокруг школы как с палками, так и без них. Причём это получалось у неё так ловко, что ещё не каждый решался вступить с ней в «лыжные догонялки». Все и так знали, что Машка обязательно всех обгонит!
Родителей купить лыжи Машка просить не стала, почему-то будучи уверенной, что они пропустят её просьбу мимо ушей. А вот с дедом, несмотря на то что он был уже в весьма почтенном возрасте, в начале года завела разговор на эту тему. Но дед погладил Машку по голове и объяснил, что такие лыжи, как ей хочется иметь, должны быть сделаны на заводе. А у него нет ни оборудования, ни инструмента — поэтому дед только развёл руками…
И вот теперь, сидя под ёлкой, продолжая рассматривать знакомые, но, тем не менее, милые сердцу блестящие игрушки, Машка тихонько произнесла вслух, что она хочет заполучить от Дедушки Мороза самые настоящие лыжи с не менее взаправдашними ботинками. Ну, и желательно с палками! Правда, если Дед Мороз не услышит её просьбу насчёт палок, она, Машка, особенно не расстроится. Главное — чтобы лыжи были самыми настоящими, заводскими!
Подумав немного, Машка исправила свою устную просьбу насчёт ботинок, заменив их кожаными креплениями. С креплениями, как ей удалось выяснить, тоже можно было довольно неплохо кататься. Поэтому, повторив несколько раз свою просьбу и смотря широко раскрытыми блестящими глазами на Деда Мороза в ватной шубе, Машка словно воочию увидела, как она, смеясь на морозном ветру, бежит на лыжах. И её длинный красный шарф при этом развевается, а она всё бежит и бежит без остановки, вроде как лыжи несут её сами.
И вдруг Машке показалось, как ватный Дед Мороз улыбнулся и в его глазах загорелся хитрый огонёк. Машка взяла Деда Мороза на руки, и прижав его к груди, ещё раз тихонько повторила: «Ну, дедушка, ну, миленький, ну подари мне лыжи!»
Потом она поставила Деда Мороза на место и ещё какое-то время продолжала смотреть на него, словно надеясь, что он опять незаметно подмигнёт ей. И это будет означать, что он услышал её просьбу.
* * *
— Соколова! — физкультурник нагнал её в самом конце коридора. — Зайди ко мне на минуту.
— Куда зайти? — не поняла Машка, зная, что своего кабинета у Ивана Павловича не было.
— Ну, началось, — всплеснул учитель руками, — куда… зачем… Надо! — промолвил он, загадочно улыбаясь. И цепко схватив упрямую девчонку за локоть, потащил её на первый этаж, где находился спортзал.
Когда Машка зашла в тесную комнатку, где на лавках вперемешку валялись шахматы, боксёрские перчатки и масса другого мелкого спортивного инвентаря, со стула поднялся высоченный парень, лицо которого показалось Машке знакомым.
— Здравствуйте, — протянул он руку, — спортивный корреспондент Шишков. А Вы, стало быть, и есть Соколова Мария?
— Стало быть… — улыбнувшись, сказала Машка. — А я Вас, кажется, где-то видела.
— Где-то, — с нотками иронии повторил корреспондент. — Так три дня назад на соревнованиях по лыжным гонкам и виделись!
— Ой, а ведь верно, — спохватилась Машка.
Когда закончились соревнования и она подошла к Ивану Павловичу, с ним рядом действительно стоял какой-то долговязый парень в красной спортивной шапочке, но она не обратила на него особого внимания, потому что от усталости просто валилась с ног. И в тот момент ей было совсем не до него. Да и мало ли кто мог присутствовать на районных соревнованиях? А вот оказалось, что даже спортивный корреспондент пожаловал!
— Мария, — продолжил, меж тем, новый знакомый, — Вы вообще, где на лыжах кататься учились?
Вопрос был настолько неожиданным, что Машка даже немного растерялась, не зная, что ответить.
— Ну… — протянула она неуверенно, — н-н-нигде не училась.
И потом добавила:
— А кому учить-то было?
— То есть в спортивную секцию Вы не ходили, — продолжал вытягивать информацию корреспондент.
— Нет, — покачала головой Машка. — В театральный кружок полгода ходила, а потом бросила.
— Что ж так? — удивился корреспондент Шишков. — Театр обычно барышням по душе приходится. А Вам, значит, не пришёлся?
— Не пришёлся, — ответила Машка, отрицательно помотав головой. И добавила: — Скучно там. Я думала, что роли сразу играть дадут. А там…
— Что там? — заинтересованно произнёс её собеседник.
— Там движения разные учить сначала надо. И гимнастику дыхательную делать. И слова с разными звуками непонятными произносить. Не-е-е, это не моё.
— А спорт — Ваше? — спросил Шишков и тут же уточнил: — Лыжи, хотелось бы знать, Ваше?
— Лыжи? — переспросила Машка. — Лыжи мне нравятся. Если бы можно было круглый год на них кататься, то я бы точно каталась!
— Понятно… — задумчиво произнёс корреспондент. — А знаете, Мария, я ведь не статью приехал о Вас писать. Газета — это так, больше увлечение моё. Я ведь на самом деле тренер. Тогда, на соревнованиях, когда Вы ещё с одной барышней вперед всех уехали, я всё смотрел на Вас и знаете, к какому выводу пришёл?
— Нет, — честно призналась Машка.
— Хочу пригласить Вас в юношескую сборную. Ведь у Вас очень большой потенциал. Только техника бега начисто отсутствует. Но это дело поправимое. Я же ведь не зря спросил Вас в начале разговора, где Вы бегать на лыжах учились.
— Нигде, — повторила Машка.
— Я уж понял, что нигде, — усмехнулся Шишков. И добавил: — Соглашайтесь. Ведь я из Вас знаменитую лыжницу сделаю. Других, кого я видел, не взял бы, а Вас возьму. Хоть и возраст свой для юношеской сборной Вы уже перешагнули, но всё равно возьму.
— Да придумаю я, — горячо проговорил он, — что здесь сделать можно, потому что вижу: из Вас толк будет! Тренироваться, конечно, придётся много, но это, дорогая моя, спорт, а не театр. В спорте куда тяжелее. Ну, что, будущая олимпийская чемпионка, по рукам?
Машка ошалело протянула ему свою худенькую подростковую руку, и в её голове никак не укладывались слова: «юношеская сборная» и «олимпийская чемпионка».
— А… — словно спохватилась она, — а как же Светка? Что же Вы Светку-то Седокову участвовать в Олимпиаде не приглашаете?
— Это та девочка, которая первой пришла? — последовал вопрос. Машка кивнула.
— Вот здесь ты правильно сказала, — Шишков рассмеялся, перейдя на «ты», — она в большой спорт не тренироваться придёт, а ждать будет, когда её на Олимпиаду пригласят. А мне такие, — он стал серьёзным, — не нужны. А вот такие, как ты — нужны, и даже очень. Целенаправленные и желающие победить.
— Только школу придётся тебе поменять, — добавил молодой человек, — с общеобразовательной на спортивную.
— И лыжи, наверное, — с долей неуверенности сказала Машка.
— Ну, это само собой, — закончил Шишков.
* * *
…На следующее утро, когда Машка проснулась, она первым делом побежала в комнату, где стояла ёлка. Родителей дома не было; видно, они остались ночевать у родственников. Особого расстройства по этому поводу Машка не испытала, потому что где-то в глубине души она ждала от этого утра чего-то другого, особенного, если не сказать волшебного.
И когда её глаза устремились под ёлку, ей показалось, что сердце её остановилось.
Там, рядом с Дедом Морозом, который всё так же продолжал стоять в своей ватно-белой одежде, Машка увидела… самые настоящие лыжи. С креплениями и палками!
Машка схватила их в руки, прижала к себе, потом схватила палки и закружилась с ними по комнате. А потом её взгляд упал на Деда Мороза. И вновь Машке показалось, что ватный чародей смотрит на неё каким-то хитроватым взглядом. И, конечно же, радуется вместе с ней. А это означало только одно: Дед Мороз действительно услышал её просьбу!
Она вновь схватила лыжи и продолжила кружиться с ними по комнате. О, она даже несколько раз прикоснулась к дереву носом. Ах, как здорово они пахли! Каким-то составом, в котором смешался запах леса, шишек, лака и чего-то ещё другого.
Новогоднее желание сбылось! А остальное… Остальное Машке было уже неважно.
